Как вы оцениваете текущую экономическую и политическую ситуацию?

И. Я.: Можно сказать, что в России начался системный кризис, причем и экономический, и политический. И одна из причин его возникновения – это неспособность наших людей к объединению.

Мы достаточно долго жили очень хорошо. Ежегодно вплоть до 2008 года цены на нефть росли. Потом случился кризис, из которого благодаря золотовалютным запасам и резервам удалось выйти легко и без потерь. С 2010 по 2013 год продолжился беспрецедентный рост цен на нефть. Мировая история такого не знала. А вот 2014 год вернул наше общество в суровые реалии. Сейчас экономическая и политическая системы, построенные на постоянно растущем притоке «легких денег», будут проверяться на прочность и готовность реагировать на изменения. Что касается благотворительности, это будет серьезная проверка и для гражданского общества. Зарплата и пособия будут обесцениваться. В этой ситуации, когда будут сокращаться бюджеты Минздрава и других ведомств, нам придется ответить как сообществу, заинтересованному в благотворительности. Уже стало очевидным уменьшение объема средств, выделяемых крупными компаниями на социальные проекты. Люди стали менее обеспеченными, поэтому могут сократить объемы пожертвований и помощи.

Но знаете, жертвуют и помогают не богатые или бедные, а добрые люди. Вовсе не обязательно отдавать огромные деньги. А вот хотя бы 10 процентов от общего дохода – посильная ноша для многих. Да, масштабы благотворительности в России существенно уменьшатся. Но, я уверена, что люди не перестанут помогать, а будут ли корпорации прилагать усилия, чтобы сохранить объемы финансирования благотворительных проектов, я не знаю.

Можно ли говорить о том, что начался кризис управления?

И. Я.: Повторюсь, управлять растущими бюджетами проще, чем не растущими или даже уменьшающимися. Это показывает практика любой страны. Мы никогда не видели Россию в ситуации, подобной нынешней. Да, кризис 2008 года чувствовался всеми. Но мы не противопоставляли себя Западу и могли получать деньги с внешнего рынка. Было понятно, что падение цен на нефть вызвано проблемами временного мирового спада, а не чем-то глобальным, как сейчас. В 2008 году наша страна проходила через кризис вместе с Европой и Америкой. Тогда был диалог. В одной голове нужное решение появляется редко. К сожалению, сегодня об управляемости в кризис можно только мечтать. Но я хочу ошибаться.

В парадигме «государственное управление, бизнес, политика» какое место занимает общество?

И. Я.: Очень сильно снизился уровень доверия. Он и всегда был низкий, а сейчас снизился еще. Почему Татьяна Краснова (меценат. – Прим. редакции) собирает деньги в свой «Конвертик для Бога»? Потому что ей доверяют. Люди знают, что их деньги дойдут до адресата. По той же причине не получается у других – они вызывают сомнения. Уровень доверия минимален во многом из-за событий прошлого года. Как будет жить наше общество сейчас? Если бы цены на нефть упали бы до геополитических событий 2014 года, было бы значительно проще. Мы бы могли получить поддержку с внешнего рынка. А теперь все происходящее давит на мозги. В Россию перестали приезжать профессионалы, музыканты отменяют концерты, к нам не привозят выставки. Мы находимся в культурной изоляции. С благотворительностью то же самое. Сократится объем пожертвований от русскоязычного населения той же Америки или Германии. Россия всё сильнее отдаляется от мира, который мы называем цивилизованным.

Как можно оценить рост благотворительности за последние годы? И как на него повлияет кризис?

И. Я.: Помогать, когда много денег, – элементарно. Можно даже сказать, что это модно, и ничего плохого в этом слове нет. Помню, в 2001 году с Львом Амбиндером (руководителем «Российского фонда помощи». – Прим. редакции) мы обсуждали, как сделать благотворительность модной. Например, мы хотели привлечь звезд эстрады, певиц и т.д. Но такого рода благотворительность исчезает во время кризиса.

Как я уже говорила, платить 10 % от любого дохода – это идеально, но утопично. Для начала стране нужна стратегия. Люди поймут, что в кризис ухудшается жизнь у многих. Я уверена, что квот и государственных пособий станет меньше. И сейчас людям важно осознать, что нужно обратить внимание на социальную сферу и что-то в ней сделать. Стоит забыть о политических разногласиях и объединиться для решения конкретных целей. Недавно в Минздраве мы обсуждали паллиативную помощь и принципы ее организации. Надо сказать, что у министерства правильная позиция – необходимо создавать специальные центры в больших многопрофильных больницах. Есть онкобольные, а есть дети с мышечной дистрофией или неврологическими заболеваниями. Им предстоит очень тяжелая и довольно долгая жизнь. И чтобы помогать им, больницы должны быть более гибкими. Знаете, слово «гибкость» вообще основополагающее во время кризиса.

Верно ли, что диалог с государством необходимо выстраивать снизу вверх?

И. Я.: Понимаете, у меня ощущение, что даже если власть и в силах помочь, она с трудом узнаёт, что её поддержка необходима. Слишком сложен процесс поднятия инициативы до высшего уровня.

В чем заключается главная сложность обсуждения социальных проблем и выстраивания диалога с государством?

И. Я.: У нас просто нет общей культуры благотворительности и веры в бескорыстие жертвователей. 90 процентов людей до сих пор спрашивают: «А зачем это кому-то нужно?» Общество не верит, что побуждать к поступкам могут бескорыстные благие намерения.

Но такая культурная матрица – это препятствие для развития массовой системной благотворительности.

И. Я.: Знаете, когда-нибудь все будет, рано или поздно. Если говорить глобально, около 30 лет назад я даже не могла представить, что буду обсуждать тему благотворительности с подругами, как сейчас. Это особенность поколения 60-х. Раньше мне и в голову не приходило, что благотворительностью необходимо заниматься. Я считала, что все и так хорошо. Да, я слышала историю о том, что сын бабушкиной сестры отдал свою маму в дом престарелых, и все осудили его за то, что он обрек ее на верную смерть. Она действительно умерла всего через год. Но тогда я не осознавала, что необходимо что-то менять. Именно нынешнее поколение дает надежду на перемены. Мы росли с мифом, что государство всесильно. У молодежи есть понимание, что все придется делать самостоятельно.

Я считаю, что в России власть сильно отделена от гражданского общества. И именно в гражданском обществе происходит много хорошего, но перед ним стоит сложная задача объединения. Я бы сказала, что мы бежим по беговой дорожке, которая бежит навстречу нам быстрее нас, а теперь, теряя темп, рискуем сойти с дистанции и не понимаем, что делать.

Молодых специалистов с хорошим дипломом, перспективной профессией и знанием языка много. Пусть некоторые из них уедут. Но все остальные останутся. И нас уже больше 140 миллионов. Поэтому хочется надеяться на лучшее.

Существует идея культуры полезности и достоинства. Мы живем в мире, которому не нужны старики, инвалиды, больные дети. А благотворительность относится к культуре достоинства. Получается, что все люди, причастные к ней, внедряют в общество это понятие?

И. Я.: Да, и, грубо говоря, мы работаем против телевидения с отсутствующей культурой достоинства и её пропаганды. Здесь вопрос в том, кто из нас окажется быстрее. В декабре я лежала в больнице и смотрела телевизор: и новости, и ток-шоу, и сериалы. Везде показывают один негатив. Сериалы – это вообще модель жизни, которая нам активно навязывается. И в этих сериалах показывают какое-то безумное количество плохих людей. Так много я даже не встречала в реальной жизни. Знаете, меня это шокировало. Людям внушают, что вокруг только враги. Все говорят, что русские – великая нация, но на экранах телевизоров мы видим только интриги, убийства, скандалы и все такое. Поэтому мы ежедневно сталкиваемся с колоссальным сопротивлением. Людей призывают замкнуться в себе, остерегаться всего.

Исходя из всего вышесказанного, кризис нельзя рассматривать как «окно возможностей»?

И. Я.: Нет, этот кризис пока трудно рассматривать как «окно возможностей». Он будет длительным и тяжелым. Ситуация не безнадежна, но ресурс только в людях. Главное – это убедить их, что не говорить о добрых делах – это неправильно. Только объединившись, перестав бояться друг друга, мы сможем что-то сделать.