Джим, ваша компания Partners for Change изучает, как в разных странах мира миллионеры занимаются филантропической деятельностью. На что предпочитают направлять деньги миллионеры-благотворители, какие проблемы хотят решать?

Д.Л.: Сейчас мы занимаемся исследованием деятельности лидеров, как они добиваются или не добиваются изменений, хотим выявить, какие организации и личности добиваются успеха, как они пытаются осуществлять социальные проекты, какие навыки у них есть, каких не хватает, чем они пытаются заниматься.

Мы уже провели около 800 интервью с миллионерами-благотворителями. Большая часть миллионеров берутся за решение системных проблем, таких как нехватка чистой воды, продовольствия и т.д. Они говорят, что невозможно выстроить надежную цепочку поставок, если в регионе не хватает еды, воды или есть экологические риски, и их можно понять. Но новички в этом деле часто не осознают, что им придется иметь дело с огромным количеством стейкхолдеров, и у каждого из них свои интересы. Плюс надо понимать, что нет единой первопричины, которая объясняла бы возникновение какой-то системной проблемы, иначе ее просто не было бы уже. Проблемы тесно переплетены между собой, взаимосвязаны и потому полному устранению не подлежат. Комплексные проблемы окончательно решить невозможно. Но можно нивелировать, хотя бы частично.

Д.Л.: Например, крупнейший оператор мобильной связи в Индии Vodafone India имеет замечательную программу. Они каждый год около 50 своих сотрудников на два-три месяца отпускают работать в различные некоммерческие организации с сохранением зарплаты. У медиакомпании Thomson Reuters есть проект, в рамках которого они выделяют время своих юристов на борьбу с таким явлением, как рабство, рабский труд. Я надеюсь, все эти кейсы будут хорошо описаны в нашей книге, которая выйдет в Stanford Press. Там будут в том числе кейсы организаций, которые нам были интересны с точки зрения отдельных процессов, внедренных у них. Будет понятно, что им это дало в плане эффективности. У нас уже подготовлено 8-9 таких хороших кейсов, в том числе Фонда Владимира Потанина, который занимается развитием лидерства в России.

Чем интересна деятельность Фонда Потанина для исследования?

Д.Л.: Я рад, что у нас есть такой кейс. Это один из первых российских фондов, творческий, много экспериментирующий, делающий правильно многие вещи. Миссия фонда – помогать формировать будущих лидеров, которые могут меняться сами и менять среду, помогая другим. Согласитесь, это долгосрочная миссия. Нельзя за два года ее осуществить.
Наша модель лидерства включает несколько элементов. Нужна смелость, чтобы добиваться успеха, ведь риски всегда будут, сотрудничество, чтобы плотно работать с местным населением. Нужна откровенность, честность и смелость, творческий подход, сострадание, капитал, в том числе социальный и человеческий.

В деятельности Фонда Потанина есть разные направления, касающиеся индивидуального потенциала, человеческого капитала, сотрудничества, построения институтов. Сотрудники и бенефициары фонда отмечали в интервью, что фонд открыт к диалогу и учится на собственных ошибках. Он готов к изменениям – пересмотрел целевую аудиторию образовательной программы [в 2013 году Стипендиальная программа Владимира Потанина была переориентирована на магистрантов и их преподавателей – прим. ред.]. Кроме того, изначально фонд ставил перед собой задачу поддержки молодежи Норильска, а со временем появились другие направления деятельности, налажены партнерские связи с европейскими и американскими учреждениями.

Если оценивать работу фонда по всем параметрам, то со смелостью все в порядке. Он учит будущих лидеров критическому мышлению, а для этого нужна смелость. Также достаточно эффективно построено взаимодействие с партнерами, фонд слышит представителей различных сообществ, привлекает лидеров к совместному изменению окружающей среды, да и все остальные ценности достаточно хорошо реализованы.
Все хорошо и с открытостью. Что касается размера расходов на благотворительность – около 10 млн долларов, — то это сильно меньше, чем у ряда мегафондов. Но мне кажется, это особенность страны, экономики. И там, где денег не очень много, большую роль играет партнерство и сотрудничество.

Джим, каким вы видите будущее крупной частной благотворительности?

Д.Л.: Есть разница между просто благотворительностью и стратегической благотворительностью. Если вы помогаете бедным, например, то в первом случае вы даете деньги и считаете, что ваша задача выполнена, а во втором — вы оцениваете вашу задачу в глубоком социальном смысле, в решении проблемы, которая заставляет бедного протягивать руку. Когда я говорю о филантропии, это означает определение задачи и способов ее решения, того, как можно организовать сам процесс передачи денег для максимального результата.
Я думаю, что частная филантропия будет всегда, она никуда не исчезнет, грантодающие организации будут востребованы. Всегда есть проблемы, которые никто не хочет финансировать. И будут люди, которые готовы помогать в решении этих проблем с помощью своих капиталов. Недостаток еды, ликвидация последствий глобальных катастроф, бездомные — в этих случаях речь не может идти о решении каких-то системных задач. Деньги нужны здесь и сейчас.
Возьмем США. Частные фонды не занимаются администрированием своих программ, они просто отдают деньги. В основном все донорские организации существуют на принципах эндаумента, когда финансирование обеспечивается за счет доходов от управления капиталом. Есть частные фонды, которые дают деньги, и есть хорошо развитая инфраструктура принятия денег — огромное количество НКО с отличной репутацией и других структур, которые деньги принимают и распределяют.

Сейчас много говорят о социальных инвестициях. Как вы считаете, социальное инвестирование стало одной из главных тенденций развития благотворительности?

Д.Л.: 20-30 лет назад, когда мы говорили о филантропии, это всегда было так: «Человек отдает свои деньги». А сейчас можно говорить о том, что филантропия – это больше социальное инвестирование. Я встречал примеры социального инвестирования в Индии, где есть проблема чистой воды. Деньги вкладываются в решение проблемы — обеспечение населения чистой водой. Впоследствии это становится бизнесом: привлекаются инвесторы к решению проблемы, и это приносит свою прибыль.
Я глубоко поддерживаю эту тенденцию. Потому что это создание возможностей, инфраструктуры, поиск способов решения проблемы, зарабатывания денег - такой подход позволяет впоследствии «отойти от дел», все будет прекрасно работать и без тебя, без твоих финансовых вливаний.

Филантропия и сами филантропы меняются. Вы видите разницу между филантропами старшего поколения и теми, кто сейчас приходит в благотворительность? Чем они не похожи друг на друга?

Д.Л.: У филантропов старшего поколения есть готовность отдавать свои деньги и нет особых ожиданий от пожертвований. У нового поколения логика такая: «Это мое сообщество, я отсюда вышел, я хочу жертвовать сюда, я хочу видеть результат здесь…». Новые филантропы очень часто успешны в бизнесе, они довольно быстро зарабатывают деньги, получают реальные результаты. И так же, с тем же подходом, пытаются решить системные задачи в сфере благотворительности. А это так не работает.
Молодые люди часто думают, что социальные инвестиции и благотворительность – это единственное правильное решение вернуть часть денег назад, заставить их работать на благие цели. «Я заработал деньги, и я сам хочу создать условия для перемен к лучшему. Я не хочу их отдавать кому-то, кто будет распоряжаться, каким образом заработанные мной деньги тратить на решение проблемы. Я сам хочу оставить след», — таков их позитивный настрой.

Насколько тяжело в благотворительность втягиваются бизнесмены, у которых нет собственных фондов?

Д.Л.: Сейчас в благотворительности существуют различные продукты, она тесно связана с рынком, как в примере с чистой водой. Необязательно для того, чтобы участвовать в этом процессе, создавать свою донорскую организацию.
20-30 лет назад фонды были единственным способом решения проблем. Сейчас все по-другому. Действительно, существуют частные фонды, которые жертвуют. Но, допустим, я бизнесмен, у меня есть 15 тыс. долларов, и я хочу пожертвовать их на благотворительность. Для этого мне совершенно не нужно открывать собственный фонд. Я просто перечисляю их в специально созданные организации и говорю им, куда я хочу направить эти деньги. И они сами занимаются обслуживанием целевого платежа.
И еще один способ участвовать в благотворительности, о котором я уже говорил, – это социальное инвестирование. «Я вкладываю деньги, решаю задачу, серьезную проблему для людей, но я также могу ожидать возврата этих денег, возможно с небольшой прибылью».

Может ли благотворительность стать объединяющим фактором для бизнесменов?

Д.Л.: Да, может. Я из Миннесоты, и преуспевающие люди в моем городе объединились, создали сеть «Клуб пяти процентов». Они договорились, что 5% от всех своих доходов они жертвуют на благотворительные цели. Таких примеров много, есть даже транснациональные сети, но я, к сожалению, не могу сказать, что это сверхпопулярное явление. Благотворительность затрагивает личные мотивы. Возможно, поэтому не так много партнерств. Если бизнесмен занимается благотворительностью, часто он не хочет пропагандировать эту деятельность. Недостаток информации может быть барьером для совместного развития благотворительной деятельности.

Как сохранить частную благотворительность, чтобы с уходом благотворителя она никуда не исчезла?

Д.Л.: Одно из решений — это создать собственный фонд. Ты выделяешь деньги, и фонд по определению функционирует без тебя, у него есть все шансы пережить тебя. Можно подключить своих детей, и они продолжат делать то, что делал бизнесмен, направлять деньги туда, куда он сам хотел.

Ознакомиться с этим и другими материалами вы можете на сайте Агентства социальной информации