Что вы вкладываете в понятие «социальные инвестиции»?
М.М.: В понятие «социальные инвестиции» мы вкладываем необходимость быть полезными и отвечать за свою деятельность – не только перед учредителями, но и перед всем обществом. А это значит, добиваться того, чтобы результат нашей работы был востребован и реален, чтобы его можно было развивать и тиражировать, и чтобы эффект сохранялся даже без нашего дальнейшего участия. Думаю, что многие серьёзные НКО в России давно занимаются социальным инвестированием, возможно, просто не называя это так. Ведь любое, в том числе социальное, инвестирование предполагает отдачу. И мы видим, какие эффективные социальные программы реализуют сегодня компании и благотворительные фонды. Можно назвать не одну такую программу. Например, «Дорога к дому» Северстали или проекты по профилактике отказов от новорожденных «Фонда профилактики социального сиротства», стипендиальные программы и конкурс «Меняющийся музей в меняющемся мире» фонда В. Потанина или проекты по сопровождению замещающих семей с приёмными детьми, имеющих ограничения по здоровью, Благотворительного фонда «Волонтёры в помощь детям-сиротам». Не заменяя государство, эти программы дополняют его и при этом демонстрируют прогрессивные механизмы решения социальных проблем.
Как вы выбираете направления поддержки? Они связаны с бизнес-стратегией компаний, с которыми вы сотрудничаете?
М.М.: Наш фонд семейный, поэтому его деятельность никак не связана с интересами бизнеса учредителей. В выборе направлений работы принимают участие несколько членов семьи, это отражает их личные убеждения. Например, поддержка старшего поколения и приёмных семей – это инициатива Елены Петровны Тимченко, спортивные детские программы под особым контролем у Геннадия Николаевича, а развитие малых городов и сёл средствами культуры – сфера интересов Ксении Геннадьевны.
Преодоление несправедливости является самой естественной задачей для благотворительности. Поэтому мы стараемся идти туда, где мало альтернативных ресурсов для социального развития и помощи. Мы знаем, что в нашей стране не все и не везде имеют равный доступ к формально положенным социальным услугам и другим общественным благам. Я говорю, в первую очередь, об удалённых районах и сельской местности, и особенно о проживающих там пожилых людях. На этом понимании строятся многие наши проекты – реализуемые для села программы лечения катаракты «Смотреть и видеть» и дистанционной диагностики хронических заболеваний, конкурсы инициатив самих пожилых людей, конкурс «Культурная мозаика малых городов и сёл» и другие. Взявшись за спортивное направление, мы сделали фокус на том, чтобы сделать занятия спортом в регионах доступными, прежде всего, для детей. Также фонд поддерживает развитие дворового и школьного хоккея через систему турниров, обучение тренеров, укрепление инфраструктуры. Отдельно отмечу уникальный даже для Европы опыт по созданию детских следж-хоккейных команд.
Есть у фонда и международные проекты: «Шахматы в музеях», кинофестиваль и шахматный «Матч дружбы» в Китае, фильм о Поволжье Питера Гринуэя. Мы верим, что культура и спорт – это те мосты, которые нужно сохранять сегодня, в непростой политической и экономической ситуации. Ведь это очень естественные формы позитивного общения людей, которые помогают им лучше понимать друг друга и удерживают от агрессии и отрицания ценностей и особенностей «иных».
При этом мы понимаем, что любая социальная деятельность – это вмешательство в сложную и тонкую общественную ткань. Поэтому важно не только делать правильные вещи, но и делать их правильно. Благотворительность начинается с трансляции некоторых ценностей и с желания что-то изменить к лучшему. Но нужно при этом избегать «комплекса демиурга», вершителя судеб – такой подход очень опасен. Поэтому нужно не только увидеть проблему, но и понять её причины, а затем реалистично определиться с тем, каким образом могут улучшить ситуацию именно твои усилия. Это значит — договориться о том, каких изменений мы хотим добиться, и к каким результатам прийти. Чтобы такой подход сработал, мы применяем такие инструменты как работа с целевыми группами и экспертами, изучение российского и международного опыта, анализ реализации пилотных проектов, определение «ответственного заказчика» и многие другие.
Вы ощущаете давление со стороны государства, которое заинтересовано в том, чтобы привлекать ресурсы бизнеса и частных фондов для «затыкания дыр» в социальной сфере?
М.М.: Говоря о системном подходе, мы не пытаемся заменить собой государство, но, как благотворительный фонд, имеющий право на риск, и избавленный от ряда ведомственных ограничений, стараемся дополнять его наиболее эффективным именно для общественной организации образом. Это предполагает абсолютно однозначную позицию – мы смотрим на социальные проблемы с точки зрения и в интересах конкретных людей, которым мы помогаем. Мы отвечаем не перед властью, не перед ведомствами и не перед СМИ – мы отвечаем за свои действия перед людьми.
Все направления нашей деятельности соответствуют общим, важным для нас принципам. Мы работаем в регионах с инициативными гражданами и организациями, сотрудничаем с экспертным сообществом, взаимодействуем с обществом и государством. Это позволяет видеть реальные проблемы и возможности на местном уровне, тестировать новые модели взаимоотношений с помощью экспертов, доносить результаты до власти и влиять на отношение общества. Для нас также важно видеть в наших благополучателях равноправных партнёров, заинтересованных в изменении мира вокруг себя. Именно они готовы идти на риск, пробовать новое, объединять других людей. Поэтому мы придаём большое значение обучению и обмену опытом, так как это остаётся с людьми навсегда и делает возможным дальнейшее распространение полученных знаний. Кроме курсов для хоккейных тренеров, можно также упомянуть программу стажировок для специалистов по семейному устройству и сотрудников реформируемых детских домов. Кроме этого, могу назвать ежегодную Национальную конференцию «Общество для всех возрастов», которая посвящена проблемам старения в России, и которую мы с партнёрами будем проводить в октябре уже в третий раз. Нам очень важно, что туда приезжают практики из регионов России и СНГ, и мы предоставляем им возможность услышать ведущих российских и зарубежных экспертов, а также обменяться опытом между собой.
На какой результат ориентированы эти социальные инвестиции? Вы можете рассчитывать на финансовый возврат от этих вложений?
М.М.: Оценка результатов социальных программ – сложная задача, так как зачастую более важным является качественный, а не количественный эффект (за исключением программ распределения гуманитарной помощи или прямой адресной помощи).
Существуют различные подходы к оценке, но в целом принята трёхуровневая система описания результатов: непосредственный результат (Output), отложенный/социальный результат (Outcome), долгосрочный эффект (Impact).
Планируя программы, мы, конечно, ставим перед собой цели для всех трёх уровней, но чем дольше горизонт планирования, тем сложней точно определить ожидаемый результат. Хотя при этом долгосрочный эффект самый ценный, так как ведёт к системным, устойчивым изменениям. Но очевидно, что на социальные процессы влияет огромное количество факторов, поэтому очень сложно вычленить влияние именно твоих программ.
Однако нужно сказать, что, если на этапе планирования проведена серьёзная работа по постановке задач и выработке оптимального пути их достижения, с ожидаемыми результатами на всех этапах, то и оценка потом становится точней и адекватней.
В целом социальные инвестиции нацелены на повышение качества жизни благополучателей. При этом мы стараемся соблюдать баланс между помощью «здесь и сейчас» и влиянием на системные долгосрочные изменения. В нашем случае речи о финансовом возврате для фонда не идёт, но часто в результате реализации наших программ повышается материальная база их участников. Например, у Звенигородского Музея русского десерта после участия в конкурсе «Культурная мозаика малых городов и сёл» появились новые партнеры, расширилось производство. А к усадьбе «Подвязье» в Нижегородской области, после победы в этом же конкурсе, администрация района приняла решение построить дорогу и поставила это в свой план развития территории на следующий год. И таких примеров я могу привести еще много.
Какие еще существуют методики оценки целесообразности и эффективности социальных инвестиций? Насколько активно они применяются в России?
М.М.: Конечно, нам очень важен взгляд на нашу работу извне. Поэтому мы внедряем во все программы фонда механизмы обратной связи и активно работаем с экспертами. За пять лет существования Благотворительного фонда Елены и Геннадия Тимченко мы провели внешнюю оценку трёх программ. Еще мы сотрудничаем с фондом Evolution&Philanthropy и другими заинтересованными организациями по внедрению единых принципов оценки для российских донорских организаций.
В декабре 2014 года Генеральная Ассамблея ООН приняла резолюцию об «Укреплении потенциала оценки программ развития на страновом уровне». Это резолюция ООН, посвященная исключительно теме оценки. Для 2015 года донорским благотворительным сообществом была выбрана тема оценки, а если говорить точнее, то развития культуры оценки в донорских организациях. Для России эта тема не является новой, но пока эта культура ещё не стала в полной мере частью жизни российских НКО. Это естественно, потому что наш сектор в России довольно молод и, кроме того, процедура оценки требует дополнительных ресурсов – и человеческих, и финансовых. Хочу заметить, что оценка результатов благотворительной деятельности – это вообще непростая задача, поэтому даже в зрелых филантропических сообществах постоянно идёт поиск инструментов и обсуждение их достоверности и пользы для общества.
