Пожалуйста, расскажите немного о CAF. Какие направления работы фонда приоритетны для России? Почему?
М.Ч.: Наша сверхзадача – способствовать формированию в России среды для развития благотворительности. С этим много проблем: законодательные и налоговые условия, осведомлённость людей, понимание сути благотворительности и специальных аспектов, не требующих разъяснений в других странах. Например, почему необходимо помогать благотворительным организациям, а не частным лицам. Поэтому большое направление нашей работы связано с повышением осведомлённости, информированием общества, подготовкой сведений, которые будут понятны и доступны. Мы стараемся публиковать различные исследования. В роли своеобразного рупора выступает журнал «Филантроп».
Ещё одно направление нашей деятельности – предоставление некоммерческим организациям возможности размещать социальную рекламу в общедоступных СМИ. Ключевой элемент работы – помощь донорам. К сожалению, люди не всегда знают, какие темы в благотворительности выбрать, с чего начать и что лучше делать. Они нуждаются в путеводителе, коим мы и являемся для многих компаний, частных лиц и фондов. Кроме того, мы активно развиваем культуру массовых частных пожертвований. С одной стороны, пытаемся создавать новые надёжные, простые и удобные сервисы, а с другой – даём возможность НКО вступить в прямой контакт с массовыми донорами. У нас есть портал «Благо.ру», позволяющий людям переводить средства на счет НКО прямо с кредитных карточек. Также мы уже десять лет ведем программу «Им нужна ваша помощь», благодаря которой сотрудники компаний могут жертвовать деньги непосредственно на рабочем месте.
Страна находится в экономическом кризисе, и это не может не сказаться на сфере благотворительности. Можно ли проводить аналогии с кризисом 2008–2009 года? Как тогда третий сектор отреагировал на нестабильность в экономике?
М.Ч.: В самом начале кризиса 2008 года мы проводили обширное исследование, касающееся НКО, компаний, доноров и фондов. Мы пытались понять, какие стратегии выбирают участники благотворительного рынка, и что будет происходить дальше. Оглядываясь назад, можно сказать, что кризис 2008 года стал толчком к значительным переменам и появлению двух ключевых трендов, получивших стремительное развитие. Первая тенденция — появление корпоративного волонтёрства. Компании не были готовы полностью отказаться от социальной деятельности, хотели чем-то заниматься, но не имели для этого средств. Волонтёрство стало прекрасным выходом из сложной ситуации. Труд возмещал отсутствие финансирования. Это замечательная практика, прививающая людям культуру благотворительности, но она не заменяет денежные средства, необходимые НКО.
Вторая тенденция – привлечение частных доноров и массовых пожертвований, с которыми НКО начали работать гораздо успешнее и целенаправленнее именно в период нестабильной экономической обстановки в стране. Я считаю, что привлекать средства граждан важно и правильно, ведь успех деятельности НКО во многом зависит от маленьких частных пожертвований. Надеюсь, что и сейчас это направление будет активно развиваться. Тем более что массовая благотворительность и общественная поддержка – две стороны одной медали. А нам поддержка очень нужна.
Как будет проходить нынешний кризис? Заметны ли уже какие-то тенденции в сфере благотворительности?
М.Ч.: Пока трудно что-то сказать. Мы наблюдаем за общим развитием и состоянием финансовых показателей «Благо.ру» – объём пожертвований растет. Может быть, это связано с ростом популярности портала и общим увеличением частных пожертвований для НКО. Пока что большинство социально ответственных компаний не сокращает благотворительный бюджет. Хотя в связи с высокой инфляцией покупательная способность этой помощи падает, даже если фирма жертвует тот же объем средств, что и раньше. Во время любого кризиса обостряются социальные проблемы, поэтому спрос на услуги НКО увеличивается, а обеспечить большее предложение просто невозможно из-за нехватки ресурсов. Параллельно идёт реформа здравоохранения, не способствующая тому, чтобы люди получали услуги в нужном количестве. В связи с этим логично, что востребованность деятельности определенных НКО, работающих в сфере социальной защиты, обслуживания и здравоохранения, только растет. Так что в нашем секторе может случиться «идеальный» шторм.
В целом могу сказать, что благотворительность в России, особенно массовая и частная, будет развиваться. Кризис не станет помехой. Корпоративная благотворительность в краткосрочной перспективе, надеюсь, будет расти не количественно, а качественно. Хочется верить, что бизнес будет разрабатывать новые программы, которые принесут пользу не только компаниям, но и обществу.
Некоммерческим организациям в условиях кризиса необходимо сфокусироваться на главных целях, отбросить все лишнее и заниматься тем, что хорошо получается и никак нельзя отменить. Хотя, конечно, это проще сказать, чем сделать. Благотворителям нужно держаться, пока есть силы, способствовать тому, чтобы партнёры и некоммерческие организации, с которыми они работают, становились крепче и устойчивее. Нужно изменить тип помощи и давать деньги не на конкретную работу, а на развитие самих фондов, чтобы они находили средства на помощь на массовом рынке.
Что в кризис будет происходить с фондами целевых капиталов (эндаументами)?
М.Ч.: Скорее всего, фонды целевых капиталов ожидают тяжёлые времена. Эндаументы растут на рынке, где много свободных денег, и эти деньги получается откладывать на дальние перспективы. Сейчас на рынке мало денег, инфляция высокая, финансовые учреждения лопаются. Мировой кризис 2008 года был разрушительным для эндаументов по всему миру. Альтернативные инвестиционные инструменты сгорели сразу, а эндаументы потеряли очень большую долю стоимости. Кризис и эндаументы плохо совместимы. Но, с другой стороны, организации, успевшие сформировать большие эндаументы до кризиса, смогут легче пережить тяжёлые времена.
Можно рассматривать благотворительность как рынок, если да, каково соотношение спроса и предложения?
М.Ч.:Конечно, особенно если не вдаваться в детали. Есть разные игроки, интересы, спрос и предложение, цена и конкуренция. Да, конкуренция выражена меньше, чем на реальном коммерческом рынке, потому что в третьем секторе присутствует очень большой ресурс солидарности. Он не всегда реализуется в полной мере, но партнёрских инициатив достаточно много. Хочется надеяться, что благодаря этому наш сектор не такой уж дикий рынок. Нельзя сказать, что в коммерческом секторе нет механизмов совместного отстаивания интересов. Они есть. Нас отличает то, что здесь труднее оценить результат. Нет как таковой прибыли, капитализации, устоявшихся критериев успешности бизнеса. Несмотря на то, что в НКО тоже есть показатели эффективности, однозначных оценок быть просто не может. Вопрос о размерах социальной пользы всегда будет немного экспертным, а не объективным.
Какие сферы благотворительности наиболее популярны, а какие «проседают»?
М.Ч.: Согласно нашим исследованиям, 88% частных доноров помогают организациям, поддерживающим детей. Крупные меценаты перечисляют пожертвования в сферу образования, культуры и здравоохранения. Такая практика традиционна и распространена по всему миру. Но есть и совсем непопулярные темы, табуированные в обществе, о которых не принято говорить, например, бездомность, болезни, передающиеся половым путем, все, что связано с правозащитной деятельностью. Это устойчивый тренд, к сожалению, остающийся неизменным. Хотя в последние годы многие темы, ранее непопулярные и даже страшные, вдруг становятся «хитовыми». Например, паллиативная помощь или хосписы. Но это достигается в результате сложной работы, построения коммуникаций, меняющих мировоззрение общества. Мы уже иначе начинаем относиться к людям с ограниченными возможностями, неизлечимо больным, инвалидам. Коммуникации очень много значат.
Могут ли участники благотворительного рынка самостоятельно выработать компенсаторные механизмы для выживания в кризис?
М.Ч.: В последнее время стало много партнёрских проектов, организуемых НКО. Они фактически делят ресурс и делают что-то вместе. Скажем, благотворительные ярмарки, — в них присутствует элемент солидарности, генерирующий эффект добавленной стоимости. Такие инициативы привлекательны для доноров и общества. Но этот ресурс ограничен, так как партнерская работа требует дополнительных усилий. Будем надеяться, что нынешний кризис, как и предыдущий, спровоцирует благотворительный сектор на новую креативность, и она, возможно, поможет справиться со всеми трудностями. Такое уже было.
Можно ли говорить, что в России уже существует массовая благотворительность? Есть ли надежда, что в период кризиса люди будут больше помогать нуждающимся? Какие механизмы по привлечению общества к системному участию в благотворительной деятельности могут и должны появиться в кризис?
М.Ч.: В 2014 году мы проводили исследование частной благотворительности и массовых пожертвований и опубликовали его под названием «Сострадание и спонтанность». Мы обнаружили, что значительная часть общества жертвует средства НКО. Более 40 процентов людей сообщили, что когда-либо отдавали деньги некоммерческим организациям. Однако, слово «спонтанность» указывает, что все не очень осознанно. Люди реагируют на стимулы, предоставляемые внешней средой, тем же телевизором или СМИ. Причём откликаются моментально, посылают СМС, кладут деньги в ящик для пожертвований. А задумываться, искать информацию об НКО и узнавать больше об их деятельности готовы единицы. Повышение информированности общества – огромный ресурс для развития массовой благотворительности.
Какие механизмы нужно использовать для привлечения общества? Мне кажется, что делать пожертвования должно быть легко, просто и удобно. Кроме того, нужно добиваться, чтобы люди доверяли фондам, которым перечисляют пожертвования, и инструментам, используемым НКО. Как этого достичь? Больше личного обращения, рекомендации друзей и работодателей – наверное, таким образом. Наши исследования подтверждают, что если компания вовлекает сотрудников в благотворительность, она тем самым участвует в формировании культуры частных пожертвований и способствует её развитию. Ещё раз: нужно повышать информированность людей.
В том, чтобы благотворительность стала массовой, большую роль играют СМИ. В последние годы в России виден значительный прогресс — о благотворительности стали писать больше и лучше, позитивнее и качественнее. Появилось много аналитических, не только информационных статей, затрагиваются разные темы, часто появляются упоминания НКО и фондов. Палитра становится очень богатой и насыщенной, можно сказать, что эта тема заняла свою нишу в СМИ. Последним рубежом было телевидение, но теперь и оно подхватило тему и помогает популяризации благотворительности.
ТВ позволяет собирать огромные суммы частных пожертвований, но могут ли такие акции формировать культуру благотворительности в обществе?
М.Ч.: Очень хорошо, что телевидение этим занимается. Особенно хорошо, что произошел переход от сбора средств для конкретных людей к привлечению в качестве благополучателей некоммерческих организаций, упорно работающих в своей сфере. Это может иметь огромное значение для дальнейшего развития и помочь перенести внимание людей с адресного отклика на поддержку НКО. Действительно, с личной помощи пора переключаться на системную. Над этим все работают, но пока результатов почти нет. В странах с развитой культурой благотворительности, в той же Великобритании, сборы на телемарафонах и шоу играют огромную роль, и все это понимают. Очень важно, чтобы у людей возник первый опыт пожертвования, ведь это приятное ощущение, которое запомнится, и людям захочется повторить этот опыт. Особенно во время кризиса, когда эмоциональный фон в обществе снижен.
Существуют ли работающие механизмы для поддержки КСО-программ бизнеса? Должно ли государство участвовать в этой поддержке? Если да, то как? Тот же вопрос относится к обществу.
М.Ч.: Сам рынок выработал некоторые интересные поддерживающие элементы инфраструктуры. Например, различные конкурсы, позволяющие компаниям показать свои КСО-программы и получить моральное поощрение, обратную связь от коллег по сектору и экспертов. И прессу получить, что тоже хорошо. У Российского союза промышленников и предпринимателей есть депозитарий социальных отчетов, с его помощью создается ощущение массового движения, и компаниям должно быть приятно находиться в этом списке.
При этом уже несколько лет предложения о налоговом стимулировании корпоративной благотворительности не находят понимания в правительстве, и это огорчает. В России отсутствуют даже минимальные льготы для социально ответственных компаний. Согласно нашим исследованиям, наша страна – единственная в категории развитых рынков, в которой нет такого рода льгот. При этом наши компании отдают больше денег, чем принято в мире.
Можно говорить о моральных стимулах, государство способно их подключить. Награды, учёт социальной ответственности при распределении государственных заказов, премии, упоминания – но этого тоже нет. Напротив, существует проблема контроля и давления, попытки выбить из бизнеса средства на социальные расходы. Создаётся впечатление, что власть не понимает роль бизнеса в социальном развитии страны. Общество также дезинформировано и о деятельности компаний в сфере КСО знает крайне мало.
Несмотря на кризис, крупные компании пока не торопятся снижать благотворительные бюджеты. Значит ли это, что социальная стратегия этих компаний грамотно встроена в общую стратегию бизнеса?
М.Ч.: С одной стороны, да. Это не игрушка, от которой могут отказаться. Однако с другой стороны всё зависит от экономической обстановки. Знаете, компаниям сложно и дорого сокращать сотрудников, но иногда выбора нет. С благотворительностью то же самое: жалко, но во время кризиса «резать» придется. Количество помощи увеличиваться не будет, ведь бизнесу сложно разобраться даже со своей основной стратегией, затруднено долгосрочное планирование, никто не понимает, куда будет двигаться рынок и спрос. Увы, социальная ответственность сейчас вторична.
Как в условиях экономической нестабильности будут меняться эти стратегии? Можно ли в этом контексте говорить, что для крупных компаний КСО — это социальные инвестиции? И, если да, то какой профит эти инвестиции подразумевают?
М.Ч.:Наверное, для многих компаний социальные инвестиции скрываются под маркой снижения разных рисков. Яркий пример — добывающие и производственные предприятия, о которых мы уже говорили. Для них снижение социальной напряжённости в обществе — это снижение рисков. А снижение рисков — уменьшение стоимости производимой продукции. Вот причина, по которой компании не откажутся от социальной ответственности. С выгодой все сложно. У меня не очень оптимистичный взгляд. Для большинства компаний коммуникации, отношения с органами власти, лояльность сотрудников и развитие команды превыше социального эффекта от программ КСО.
Как государство участвует в стимулировании благотворительной сферы в кризисный период и как оно должно участвовать?
М.Ч.: В последние несколько лет правительство тратит много денег на поддержку НКО. Выдаются президентские гранты, федеральные и региональные субсидии. В этом смысле государственных средств в бюджете НКО стало гораздо больше, чем было раньше. С одной стороны, такая поддержка замещает другие пропадающие источники финансирования. С другой – эта помощь создает неустойчивую среду и прямую зависимость НКО от бюджета и решений чиновников, что в некотором смысле противоречит идее автономности некоммерческого сектора. Кроме того, сейчас весь государственный бюджет урезается на 10%, а значит, сокращается и программа поддержки некоммерческого сектора. А если потом урежут на 50%, что делать в этом случае? В связи с текущей экономической обстановкой нет никакой уверенности. Кроме того, увеличение бюджетного финансирования НКО порождает массовое создание так называемых ГОНГО (Государством организованных негосударственных организаций. — Ред.), которые сращены с определенными государственными функциями или даже с чиновниками. При этом настоящие НКО маргинализируются — тем более что сокращаются возможности негосударственного финансирования.
Закон об иностранных агентах и сокращение зарубежного финансирования создали огромные трудности для многих некоммерческих организаций. Подобные действия государства не способствуют развитию сектора и настраивают общество против НКО. На мой взгляд, государство должно стимулировать доноров и морально, и с помощью налоговых льгот, создавать наиболее благоприятные условия. Необходимо снижать административную нагрузку на НКО, убирать барьеры для их создания и закрытия, разрабатывать различные меры налогового стимулирования некоммерческой деятельности, которые помогут пережить кризис. Тогда на этом фоне и прямые вливания бюджетных средств не будут создавать проблемы зависимости НКО от государства.
У взаимоотношений государства и некоммерческих организаций есть ещё один аспект: третий сектор помогает решать социальные проблемы. Очевидно, в кризис таких проблем становится больше, при этом государство занимается оптимизацией расходов на социальные обязательства. Не высвобождаются ли новые ниши для крупных фондов и компаний? Смогут ли участники рынка КСО и благотворительности частично закрыть эти ниши?
М.Ч.: Принято считать, что каждый кризис – это новая возможность, но, как говорится, в этом случае банан – это просто банан. Когда власть перестает выполнять социальные обязательства и перекладывает их на плечи благотворителей, конечным получателям плохо. Власть обязана нести ответственность, НКО же должны создавать инновационные модели, на которые не способно правительство, и открывать перспективы. А в нашей стране некоммерческие организации компенсируют неэффективность государственных услуг и постоянно затыкают дыры.
«Наша особенность — вера в адресную помощь»
Полную версию интервью читайте на philanthropy.ru
