— Мама, а можно я правила переноса вечером выучу? — спрашивает Вика и, получив утвердительный ответ, довольная, убегает.
Вике десять. Как все люди, которым десять, она не любит учить правила переноса, а любит своих кошек, валяться на диване и играть в телефоне.
Фото: Дарья Литвишко
— Я уже помешала, у меня на автомате все, — говорит мне Аня, заметив, что я размешиваю уже сладкий чай. — Садитесь, в нашей комнате дети, наверное, не дадут поговорить.
Аня — моя ровесница, невысокого роста, яркая — улыбается и очень спешит.
В светлой кухне небольшой коммуналки нет стола, зато есть две кошки и столько же табуреток. Мы садимся и начинаем разговор. Но сначала забегает Вика с вопросом, нет ли случайно колбасы, потом — Саша с вопросом, можно ли за компьютер, потом Ане звонят с работы, потом снова появляется Вика с вопросом про обогреватель — по кругу.
Аня и ее дети. Фото: Дарья Литвишко
Наступает затишье, и Аня быстро вводит меня в курс дела.
— Саша забегал — сынок. Вика — сестра, но называет меня мамой. Мужа — папой. Мама наша умерла. Рак. Поздно спохватились, кажется.
Я говорю, что вообще не тороплюсь. И прошу рассказать про маму.
Аня рассказывает, что второй мамин брак был совсем неудачным.
Отчим безумно хотел ребенка и так же безумно пил. А когда пил — был агрессивен.
— Один раз он так маму избил, что гипс был наложен от шеи до бедер. Я все время спрашивала: это как же надо любить, чтобы терпеть все это. Мама смогла уйти, только когда Вике было три. А через три года — мне 20 было, Вике шесть — мама заболела.
Аня с детьми. Фото: Дарья Литвишко
Нет такой
Рак обнаружили совсем поздно, когда уже ничего нельзя было сделать — только быть рядом. На время маминой болезни, когда дома стало слишком тяжело, Вику отправили в санаторий.
Но забрать Вику обратно оказалось еще тяжелее.
— Мы похоронили маму, и я приехала за Викой. Захожу к главврачу, прошу позвать ее. А он мне говорит: нет такой. Я в шоке — как нет?! Я ребенка у вас оставляла.
Оказалось, что незадолго до смерти маме Ани и Вики сделали рентген. В легких к тому времени уже были метастазы, которые врачи приняли за туберкулез. Сигнал о туберкулезе поступил в санаторий, и шестилетнюю Вику, никого не предупредив, отправили в больницу.
— Я поехала в Семашко. А там мне говорят — вы кто? Никто. У нее отец есть — пусть он и приезжает.
Вику удалось забрать только спустя две недели. Для этого Ане пришлось найти отчима, отмыть, опохмелить и привезти в больницу.
— Там его начали кошмарить — а вдруг туберкулез, а вдруг что. Сказали подписать отказ от медицинского вмешательства. Он испугался, конечно, смотрит на меня: мол, не буду писать. Говорю, еще как будешь. Забираю я — и отвечать мне.
Я запиваю остывшим чаем свое негодование и спрашиваю, как решение стать для сестры мамой далось двадцатилетней Ане.
Моих так называй
— Когда встал вопрос... — начинает было Анна, но останавливается, — да не было никакого вопроса. С Ваней (Анин муж — Прим. ред.) мы даже об этом не разговаривали. Было без слов понятно, Вика будет жить с нами.
Родственники только по-разному реагировали. Свекровь была против, но потом смирилась.
Другие говорили: бери, бери, поможем. Я их, конечно, после похорон ни разу и не видела.
Аня и ее семья. Фото: Дарья Литвишко
Вика не спрашивала, где мама. Не спрашивала, почему она так долго в гостях, не спрашивала, когда поедет домой. И только когда Аня готовилась к поминкам на 40 дней и доставала очередной пирог из духовки, Вика спросила: «Зачем так много готовишь?»
Пятилетний Саша тогда ответил первым: «Ну, поминки. Бабушка же умерла».
Пирог Аня, конечно, уронила. А Саша продолжил: «Ни мамы, ни папы у тебя нет. Моих так называй».
С тех пор так и было.
Но несмотря на то, что ситуация была понятна даже для пятилетнего Саши, для сотрудников опеки она не очевидна вот уже четыре года.
Резко не отпинывают
— В Кировскую опеку я пошла сама. Говорю: так и так, у меня ребенок. Я хочу быть опекуном, жилье у нас есть, мне не безразлично, что с ней будет. Мне нужно, чтобы она за мной была закреплена. Папа вот этот вот — он просто биологический отец.
Аню послушали, покивали и посочувствовали. А потом пришли на проверку — как раз когда Ани не было дома. Все сфотографировали и вызвали Аню — сообщить, что условия у нее неподходящие.
— Сказали, у детей не должны быть кресла раскладные, надо кровати. А еще — шкафы и стол для учебы (хотя тогда никто еще не учился). Да, еще не понравился диван. Понимаете, опека требует шкафы и столы, диван им не нравится.
А ты думаешь, что будешь, прости Господи, завтра есть. Год для семьи был очень непростым.
Аня трудно переживала потерю мамы.
Дети, хоть и были лучшими друзьями до этого, притирались друг к другу — крики, истерики, драки.
Вику нужно было готовить к поступлению в первый класс, многое (почти все) было упущено за сложные полгода, пока умирала мама. Чтобы заниматься с сестренкой, Аня ушла с работы. В тот же момент ее мужа Ивана сократили на заводе. Сына Сашу пришлось забрать из сада: не тянули по деньгам.
— Но мы все сделали. Все заменили, даже диван этот. Все, что есть сейчас в комнате, — все новое.
Я пришла обратно в опеку, говорю: мы все сделали. Хорошо, говорят. Но отец-то где живет? В другом районе? Вам в другую опеку.
И Аня пошла в другую опеку, по месту жительства отца Вики. А оттуда — в опеку по месту прописки самой Вики. А оттуда, по всем законам жанра, снова в самую первую.
С момента первого похода в первую опеку прошло четыре года. Вика за это время адаптировалась к новой семье, пошла в школу и закончила четыре класса. Но никакого официального статуса Аня так и не получила.
— Я ничего не говорю, меня всегда выслушают, меня, скажем так, резко не отпинывают. Но мне говорят: иди туда, не знаю куда, неси то, не знаю что. Вот и идешь — куда послали.
Весь правовой статус Ани — это доверенность от отца Вики. Чтобы ее получить, Аня действовала по знакомому уже сценарию: найти пьяного отчима, привести к себе домой, отмыть, опохмелить, накормить и заставить проспаться. Получилось только с третьего раза. Юристы не заверяют доверенности, если видят симптомы алкогольного опьянения, и каждый раз, почувствовав запах от отчима, отказывали в оформлении.
— На третий раз получилось. Все оплатила, потом вышли и пошли в магазин, потому что он сказал, что только за бутылку водки это сделает. Еще потребовал пачку сигарет и двухлитровый сок.
Мы вкалываем. Мы нормальные
Аня с мужем и детьми живут в 11-метровой комнате.
Сама Аня называет свою комнату волшебной и, вероятно, знает какие-то законы физики, которые миру неведомы. Потому что на одиннадцати метрах умещается все — и те самые спальные места для школьников, и шкафы, и морозильная камера, и два компьютера (чтобы учиться детям), и два принтера (чтобы работать Ане). И даже, с гордостью говорит Аня, остается тропинка, когда разложен диван.
Фото: Дарья Литвишко
Эта же 11-метровая комната, а точнее, отсутствие какого-либо еще жилья, — единственная причина, по которой дело по лишению родительских прав биологического отца Вики не может даже начаться.
«С чем в суд пойдем? У вас 11 метров», — говорят в опеке. И отправляют в следующую.
— Обращалась к адвокату, чтобы правильно написать заявление. Он выставил ценник в 37 тысяч. У меня такой суммы разом не было. Пакет документов собрать — в районе 13 тысяч. Тоже бьет по нам.
Почему можно прийти и ребенка забрать из семьи — и это нормально?
Мы вот вкалываем. Мы нормальные. Почему нам нельзя отдать?
Говоря «вкалываем», Аня нисколько не преувеличивает. Около года назад она сильно заболела — потому что работала по 12 часов без выходных месяцами. И тут же, по причине болезни, была уволена.
Тогда Аня и обратилась в «Домик детства» за помощью.
Сейчас все супер
— Сейчас все супер, — говорит Аня, — дети у нас самостоятельные. Еду греют, макароны варят. Приходишь домой, они тебя ждут. Раньше у них был график дежурств, но они в какой-то момент его сняли и порвали на мелкие кусочки. Сами решают — кто что делает.
«Домик детства» поддерживает семью Ани гуманитарно — продуктами и средствами гигиены. А еще (и, по словам Ани, это самое важное) семье помогает юрист.
— Сейчас все супер, — продолжает Аня.
— Дети знают, что в конце месяца будут раздача у «Домика» и зарплата у родителей.
Знают, что если все ОК, то в конце месяца пойдем в кино. У нас с мужем такое было детство, знаете... не самое благополучное. И мы хотим им дать то, чего у нас не было никогда. Кино, театр. С палатками даже выезжаем.
Я бы рада сказать: «Да, и правда, все супер». Да рано.
Можно будет сказать «все нормально», когда Аня сможет быть хотя бы опекуном для Вики.
«Все хорошо» мы скажем, когда родителям Саши и Вики не нужно будет работать месяцами без выходных, чтобы сводить детей в кино.
А вот «все супер» мы с огромным удовольствием скажем, когда в распоряжении семьи окажется больше квадратных метров, чем 11.
«Домик детства» помогает семье Ани и еще 60 семьям пройти путь от кризиса до «все супер».
Для этого с семьями работает команда специалистов — психолог, социальный работник и юрист.